Сильнее кутаясь в изумрудный плед, я стряхивала пепел, с преувеличенным любопытством наблюдая, как он, подхватываемый ветром, летит не вниз, как ему и положено, а куда-то вверх. Легонько дрожали руки – конечно, от холода, ведь сидела на подоконнике, свесив ноги на улицу и прислонившись спиной к стеклу, а на улице был далеко не май. Конец февраля – в то утро еще шел снег. Сугробы внизу – белые и чистые – так странно для города.
Дверь открылась бесшумно, но я, не оборачиваясь, знала кто стоит у меня за спиной – отголосок привычки угадывать каждое его движение. На какое-то мгновение мне показалось, что он сейчас подойдет, вытащит из моих рук сигарету, стащит с подоконника и закроет окно. Он ведь не любит холод, а еще больше не любит, когда я курю. Но он остается стоять на месте, поэтому я лишь вытягиваю из пачки очередную сигарету и трясущейся рукой подношу ко рту. Раз – легкий огонек и вот уже спасательная затяжка. Действительно спасательная – понятия не имею, что еще сказать, а так можно с полным правом молчать. Некоторое время он тоже молчит, наблюдая за моими движениями. А затем…
Затем он начинает говорить. Но я слишком сосредоточена на том, чтобы согреть руки, чтобы они, наконец, перестали дрожать и не слышу его слов. Вернее, я не разбираю их смысл. А зачем? Ведь все уже сказано – иначе бы я не сидела сейчас здесь, боясь пошевелится. Мне хочется спрыгнуть с этого проклятого подоконника и как следует встряхнуть его, чтобы вместо этого незнакомца появился родной мне человек. Я же знаю – он все еще там, просто скрыт, этим… этим кем-то. А еще мне хочется заняться с ним любовью - прямо здесь у открытого окна, неистово – чтобы не чувствовать этого холода. И плевать на соседей. Но я все так же сижу и молча курю, а он – все так же говорит. В какой-то момент он тянется к моей руке, но, едва коснувшись, одергивает ладонь – конечно, мои руки давно превратились в ледышки, а он так не любит холод.
Дверь открылась бесшумно, но я, не оборачиваясь, знала кто стоит у меня за спиной – отголосок привычки угадывать каждое его движение. На какое-то мгновение мне показалось, что он сейчас подойдет, вытащит из моих рук сигарету, стащит с подоконника и закроет окно. Он ведь не любит холод, а еще больше не любит, когда я курю. Но он остается стоять на месте, поэтому я лишь вытягиваю из пачки очередную сигарету и трясущейся рукой подношу ко рту. Раз – легкий огонек и вот уже спасательная затяжка. Действительно спасательная – понятия не имею, что еще сказать, а так можно с полным правом молчать. Некоторое время он тоже молчит, наблюдая за моими движениями. А затем…
Затем он начинает говорить. Но я слишком сосредоточена на том, чтобы согреть руки, чтобы они, наконец, перестали дрожать и не слышу его слов. Вернее, я не разбираю их смысл. А зачем? Ведь все уже сказано – иначе бы я не сидела сейчас здесь, боясь пошевелится. Мне хочется спрыгнуть с этого проклятого подоконника и как следует встряхнуть его, чтобы вместо этого незнакомца появился родной мне человек. Я же знаю – он все еще там, просто скрыт, этим… этим кем-то. А еще мне хочется заняться с ним любовью - прямо здесь у открытого окна, неистово – чтобы не чувствовать этого холода. И плевать на соседей. Но я все так же сижу и молча курю, а он – все так же говорит. В какой-то момент он тянется к моей руке, но, едва коснувшись, одергивает ладонь – конечно, мои руки давно превратились в ледышки, а он так не любит холод.
-
-
14.02.2007 в 10:20-
-
14.02.2007 в 14:12муррк, спасибо)